Али Абдулла из арабского племени джбур, самой многочисленной народности восточной провинции Сирии. «Племя, которое мы потеряли», — как-то обронил мой коллега, сириец Артур Кебеков. Джбур почти полностью перешли на сторону ИГИЛ.
«Дауля», как называют своё квазигосударство игиловские радикалы, проглатывает представителей всех народностей и этнических групп, чтобы переварить их и сделать частью своего чёрного пятна, разрастающегося по Ближнему Востоку. Чем больше ингредиентов в этом сплаве — тем он прочнее и разрушительней.
Вот и пятнадцатилетний Али автоматически называет игиловцев «дауля». Не отдавая себе отчёта в том, какая работа уже проделана с его мировозрением. Ведь «дауля» в переводе с арабского значит «государство». Для Али сейчас государство — это Аш-Шаддади при террористах.
Формула «нет государства, кроме ИГИЛ, а аль-Багдади халиф его» не оставляет сознание граждан даже после того, как экстремисты оставляют населённые пункты. ИГИЛ отступает, но остаётся. С ужасом понимаешь: да это же по-прежнему их территория. Радикалы потеряют власть над Аш-Шаддади только тогда, когда он перестанет быть «Шатдатом» вилаята Аль-Барака. А пока он именно так обозначен табличкой на въезде. Название выведено кириллицей. Да и Али, как видно, русская речь уже знакома.
«Русс?» — к нам присоединяется сверстник Али из уличной компании. Ребята сначала поглядывают с опаской, но при виде камеры и увлечённого разговора их товарища детское любопытство берёт верх. Знакомимся, парня зовут Мухаммад Нур, он тоже какое-то время жил в Аш-Шаддади при террористах.
— Кто лучше всех воюет в ИГИЛ?
— В «дауля»? Воюет? Конечно, иностранцы.
— Откуда?
— Из Чечни.
— Ты их видел?
Мухммад Нур начинает как будто разыгрывать театральную сценку. Артистизма ему не занимать. Мимикой изображает иностранцев, руками показывает длину бороды и форму одежды.
— Светлая кожа и тёмные длинные волосы, глаза маленькие, ходят группами с детьми, носят камыс. Они учили своих детей, как нужно притеснять людей.
— Дети должны притеснять людей?
— Несколько дней назад ребёнок игиловца из Чечни подошёл к старику, пытался его гнать на молитву, тот отказался, малыш забрал у него паспорт и с оружием отвел в исламскую полицию. Он старику в правнуки годился, но ругался на него, заставлял подчиняться. Вот как они себя вели.
— А с вами они хотели дружить? Может быть, в футбол предлагали вместе поиграть?
— Нет, они очень редко заезжали в наши районы. Жили в отдельном посёлке на окраине Аш-Шаддади, у них были свои магазины и мечети. Но когда они появлялись у нас, малыши совсем, то звали идти приносить присягу «дауля». Я, например, отвечал, что мне родители не разрешают. А они спрашивали, буду я в день суда слушать Аллаха или родителей.
— Но кто-то же поддавался на их уговоры?
Али снова подключается к беседе, оказывается, он знает об этом не понаслышке:
— Начинается всё с уроков религии. Преподают манхадж (идеологию), промывают мозги маленьким детям, а потом учат стрелять. Тренировать начинают прямо в мечетях. Сначала шариатский курс, а уже после отправляют в военный лагерь, там тебя уже готовят как воина. Мне удалось сбежать оттуда.
— Что это был за лагерь?
— База, где готовили «львят халифата».
— А далеко мечеть, где вас учили шариату?
— В двух шагах, хотите посмотреть?
Купол мечети и правда виден над соседним кварталом. В переулках оживление. Мужчины в длинных арабских халатах и женщины, одетые так, будто ИГИЛ ещё не ушёл или вот-вот вернётся. Они шепчутся и с осуждением поглядывают на сопровождающих нас мальчишек, каждому из которых тринадцать-четырнадцать. На суеверное бормотание старших они реагируют с лёгким пренебрежением. Мол, многое уже повидали, чего от журналистов каких-то прятаться.
Ворота в мечеть покорёжены, лёгкие рубцы от стрелкового боя. Заходить жутковато. Проносятся в голове предостережения губернатора Хасаки: «При отступлении террористы заминировали половину домов». Внимательно смотрим под ноги, нервы натянуты, как лески, которые боевики подводят к закладкам со взрывчаткой.
Али и Мухаммад ступают беспечно. Их уверенность успокаивает. Наверняка парни уже излазали всё вокруг и знают, что ловушек нет. Я привык доверять людям, но и рассказов о коварстве игиловцев наслушался достаточно. К тому же ребята сами признались, что проходили подготовку в специальных лагерях. Гоню прочь паранойю. Говорю себе: «Они дети, а не террористы». Но здесь эта аксиома сомнительна.
На полу мечети напитанные обсыпавшейся штукатуркой ковры. Голые стены, несколько полок с книгами. Слова Мухаммада Нура раздаются неожиданно басистым для его возраста эхом:
— Меня вызвали сюда на шариатский курс, а затем в «хусба» к следователю, потому что я не ходил молиться. Они нас пугали Страшным судом, рассказывали про рай и ад. У них есть свои учебники, они всё обосновывают Кораном. Моего двоюродного брата убедили, и он ушёл с ними воевать.
— Ты знаешь, где сейчас твой брат?
— Наверное, ушёл из города вместе с «дауля», теперь воюет где-нибудь в Дейр-эз-Зоре, а возможно, его уже нет в живых. Сами знаете, чему тут учат.
— Чему, например, учили вас?
Мухаммад Нур теряется впервые за время беседы. На вопрос отвечает Али:
— Здесь преподавал марокканец. Объяснял, что джихад — это не только воевать, взяв калашникова в руки. Джихад — когда берёшь литр горючего и сжигаешь дома неверующих.
— Много у него было учеников?
— Конечно, много. Он забирал детей прямо с улицы. Ходил и кричал в громкоговоритель, чтобы ему отдавали на обучение детей, которым исполнилось шесть лет.
— Но ведь не все родители отдавали детей в мечеть. Что грозило тем, кто противился?
— Отцов арестовывали. К примеру, я захотел воевать за «дауля», а отец мне запрещает. Я обращаюсь к ним с жалобой, отца забирают, иногда дело доходит до казни.
Мы вышли из мечети. Попросили ребят объяснить дорогу до места, где располагался лагерь военной подготовки детей. Они предупредили, что от него почти ничего не осталось. Петляем по шаддадским улочкам, с трудом выезжаем на окраину, к посёлку городского типа. Координаты, указанные парнями, верны.
Лагерь разрушен. Уцелела одна сторожевая будка метр на метр. Арабской вязью на ней выведено: «Пункт приёма бойцов в отряд «Львята халифата». Это было что-то вроде КПП. Внутри, на стене, как и положено, — правила несения службы на посту на русском и английском.
Аш-Шаддади потому и называли военной столицей ИГИЛ, что здесь располагалась ставка «рыжего генерала», министра войны радикалов. Второй человек в ДАИШ после «халифа» Абу Бакра Аль-Багдади. Выходец из Панкисского ущелья Абу Омар аш-Шишани (по паспорту — Тархан Батирашвили) лично курировал подготовку юных игиловских рекрутов. Тренировкой и обучением детей занимались его боевики, владеющие русским языком и приехавшие из республик Северного Кавказа и стран Средней Азии. Подросток Али Абдулла, сбежавший из лагеря, был знаком с русской речью, можно сказать, со школьной скамьи. Только вместо портфеля с тетрадями и карандашами ученики носили на занятия разгрузки с гранатами.
В Хасаку мы возвращались при полной темноте. Бойцы на блокпосту на въезде в город аж подскочили от неожиданности, когда наш микроавтобус притормозил перед шлагбаумом. Когда объяснили, откуда едем, это их ошарашило, назвали нас безумцами. Нам нечего было сказать в ответ. Только теперь мы начали по-настоящему понимать, от какого безумия они охраняют столицу восточной провинции Сирии.
Готовясь к этой поездке, я пересмотрел немало ютубовских видео, снятых террористами. На них «львята халифата» стреляли в головы приговорённых к казни, маршировали под команды инструктора, ловко обращались с автоматами, давали интервью. Все они были сняты парадно. Все они были кошмарны, но при этом оставляли ощущение постановки.
На видео, которое повергло меня в реальный ужас, не было крови. Не было вооружённых малышей в камуфляже. Снимали его не игиловские киношники. Происходящее напоминало беззаботный утренник. Абсолютно счастливая картина. Бородатый парень с белозубой улыбкой в окружении толпы детей как будто выкрикивает считалочку из всем известной и очень увлекательной игры. Наподобие «чай-чай-выручай». А дети — самые обычные сирийские дети — хором в сотни голосов подпевают ему искренне и счастливо.
Если бы не периодические отступления с традиционным «Аллаху акбар!», вообще нельзя заподозрить что-то неладное. Так ведут себя аниматоры в летних лагерях отдыха. Никаких призывов к кровопролитию. «Львы халифата прибыли! Львы халифата прибыли! Исламское Государство остаётся!» — заливаются детские голоса. Потом аниматор делает вид, что убегает от них по улице, продолжая распевать свое игиловское «чай-чай-выручай», и толпа детей несётся за ним, толкаясь и цепляясь. И бородатый парень уже где-то далеко впереди, а потоку бегущих за ним детей не видно конца.
Если можно представить сказку о Крысолове, воплощённую в жизнь самым реалистичным образом, это она и есть. Снято было на телефон жителем Пальмиры. (Место установил коллега Артур Кебеков по характерным пейзажам).
Хотелось поговорить с теми, кто видел эту сказку наяву. В Сирии десятки лагерей для «внутренних переселенцев» — семей, бежавших с оккупированных террористами территорий. Это и палаточные лагеря в приграничных зонах, и целые районы крупных городов — Дамаска, Хомса, Латакии, Тартуса.
Мы посетили один из лагерей в пригороде столицы. По сути, он представлял из себя большое общежитие, многоэтажное здание, поделённое на сотни комнат. Двор был набит малышами, они вряд ли осознавали, что ещё совсем недавно жили под ИГИЛ, переживали свои детские проблемы и радости. Мы начали обходить комнаты и расспрашивать взрослых, но быстро поняли, что это бесполезно. Мужчины и женщины отвечали на вопросы по шаблону, их страхи можно понять.
Увидев, что мы отчаялись и собираемся уезжать, сопровождавший нас глава поселения предложил заехать на традиционный сирийский кофе к его другу-художнику. Мужчина бежал из Пальмиры.
— Когда ИГИЛ захватило город, я три дня вообще не выходил из дома, потом решился. Пройдя квартал, я увидел на пятачке, где обычно покупал в палатке овощи, три обезглавленных тела. Сразу закружилась голова, я чуть не потерял сознание.
Ландшафтному дизайнеру М. под пятьдесят. Высокий колоритный мужчина с седыми усами, античной статью, длинными и изящными пальцами художника, глубоким взглядом. Слабым этого человека не назовёшь. Но и в нём «дауля» посеяло что-то такое, из-за чего он категорически просит не называть его имени и не показывать лица.
— Мы с женой прожили в Пальмире ещё десять дней после прихода игиловцев, а потом убежали через пустыню в Эль-Карьятейн, а оттуда уже добрались до Дамаска.
— Как игиловцы относились к детям в Пальмире?
— Это отдельная история. Взрослые боевики подходили к малышам и начинали очень дружелюбно общаться. «Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Ахмад? Молодец, Ахмад! Ты вырастешь умным и сильным мальчиком! Вот тебе тысяча лир!»
— Что, прямо детям деньги раздавали?
— Да! Небольшие суммы, конечно, но я сам видел, это правда! Очень уважительно с ними обращались. А где-то спустя неделю устроили для детей кинотеатр под открытым небом. Установили большой экран, каждый вечер устраивали просмотры. Дети уже знали время и сами заранее собирались на площади.
— Что показывали?
— Свои видео, как идут в бой, тренируются. Рассказывали о героизме. После таких просмотров потом вперёд выходил молодой иностранец, тунисец или марокканец, кажется, и начинал их развлекать. Дети в нём души не чаяли. Я слышал у соседей, как малыши плакали, если родители не пускали их на эти собрания.
— А у самих игиловцев были дети?
— Многие из них чуть позже привезли в Пальмиру целые семьи. Но их дети не общались с местными малышами.
— Почему?
— У них так было заведено: взрослые общаются с нашими детьми, а их дети поучают наших стариков.
Пусть теперь кто-то мне скажет, что это не железный расчёт. Когда стариков учат морали пятилетние мальчишки, старикам волей-неволей становится стыдно. Когда к детям обращаются опытные боевики как к равным — ребёнок волей-неволей начинает гордиться и хочет стать таким же.
ИГИЛ постепенно изгоняют с захваченных территорий. Но чёрное пятно всё ещё живёт в неокрепших умах многих сирийских мальчишек.
https://life.ru/t/сирия/401662/dieti_khalifata
